История не моя, сочиненная какими-то сатанистами, не иначе. Показывает, как можно проявлять бесчеловечность по отношению к домашним животным. Самим бы этим авторам вырвал глаза. Эта ужасная история называется "Чужая смерть" - почитайте какие ужасы пишут про котов в интернете.
Заболтался, совсем забыл, что для Эсгиль означает это Имя. Щеки Эсгиль медленно бледнеют, в миг изольдевший взгляд клинком пронзает меня. Увы. Лишь взгляд. Прекрасный, открытый взгляд, чистого, словно пламя иных миров сияния женской боли вперемешку с ненавистью. Теперь вряд ли я чего-то добьюсь. Жаль.
Пронзительный на высокой ноте, почти срывающийся голос шепчет.
- Дитя мрака, убирайся прочь из моего дома, пока еще не поздно. Не будет тебе открыто то, что должно быть сокрыто навек. Я вижу о чем ты думаешь. Я не боюсь смерти. Можешь попробовать забрать мою душу, но не думай что это будет просто.
Легкая печаль проскальзывает во мраке мысли. Как же неприятны эти ситуации: достижение необходимого разрушением достойных. А Эсгиль действительно достойная представительница среди высших ведьм, и очень сильный, волевой человек. Что ж она сделала выбор. Остается формальность. Дополнительная проверка.
- Я вижу, ты готова к смерти. Ты же знаешь, Эсгиль, смерть бывает разная, настолько разная, что не мне тебе об этом рассказывать. Но. Вначале посмотрим на чужую смерть. Ведь так приятно знать, что умираешь не ты, кто-то за тебя пьет эту чашу.
Взгляд в угол, за печь, где, уже вздыбив шерсть, и изготовившись к прыжку, напрягся верный ведьмин помощник. Доля помощников предсказуема. Спокойная жизнь без страхов за надежной хозяйской спиной, честная, не требующая чрезмерного напряжения сил служба. Но в критических ситуациях близкого конца помощники зачастую приносятся в жертву. Наступает расплата за долгие годы счастья.
Ну, иди же ко мне, защитник. Я вижу, ты готов спасать хозяйку, даже ценой собственной кошачьей жизни. Хотя мог бы попытаться убежать. Не факт, конечно, что получилось бы, но ведь мог бы попытаться! Что ж, сильный хозяин, сильный слуга. Иди ко мне, ты уже преисполнен безудержной ярости священного боевого гнева. Тебе будет не так больно.
Кот раскрыв глаза до того, что они стали похожи на два маленьких отграненых изумруда, с резким мявом кинулся, метя в лицо. До лица, кот, конечно же, не достал. Слегка откачнувшись, я перехватил его левой рукой. Так удобнее для предстоящего дела. Кот мгновенно вцепился всеми лапами, и в придачу крупными клыками в жесткую кожу нарукавника. Пускай. Для того чтобы пропороть этот нарукавник нужно что-то покрепче, да и подлиннее кошачьих когтей.
Перехватив кота, чтобы не вырвался, за шею пальцами той же руки. Внимательно смотрю на Эсгиль. Мгновенье длится, вмороженное в пространство скрестившимися взглядами, последний шанс на раздумье. Нет. Читаю по глазам. Хорошо. Эсгиль, ты можешь выносить свою боль, посмотрим, как ты выносишь боль близких. Вряд ли у тебя есть кто-нибудь ближе этого лесного кота. За которым ты ухаживала маленьким пушистым котенком. Ранимым и беззащитным. Пока он не взматерел, не набрался охотничьей сметки в многочисленных схватках с мелкими лесными хищниками. Теперь тебе будет больно. Очень больно. Но это твой выбор. И встав на Путь, не сворачивай.
Свободной рукой мягко перехватываю одну из задних лап кота, что с низким, почти переходящим в рык визгом пытается добраться до нежной, податливой кожи тела врага, скрытой жестким нарукавником. Не глядя, на ощупь тяну в сторону. Увеличиваю давление пальцев. Лапа некоторое время сопротивляется, затем, с легким хрустом переламывается в суставе повисая на лоскутьях кожицы. Тоненькие жилки порванные и торчащие ниточками, толчками выбрасывают кровь. Кровь течет по пальцам. Я выкручиваю лапу, сцепляя острые обломки кости. Боль, пробившаяся сквозь безумие боя, стегает кота подобно плети. В боевой клич вклиниваются жалобные, пронзительные нотки непереносимой боли. Выкрутив обломок конечности бросаю в печь. Женщина заметно побледневшая замедленно провожает ее полет взглядом. Берусь за вторую заднюю ногу. Ломаю.
Взъерошенный загривок кота поднимается еще более, глаза застилает пеленой боли. Кот, через мгновение, давясь тягучей слюной, буквально рычит в нарукавник, который, то ли забыл выпустить, то ли наоборот стискивает поплотнее, чтобы заглушить боль. Вторично откручиваю сломанную конечность. Бросаю. Эсгиль как будто выпадает из пространства, лишь сузившиеся зрачки прикипевшие к умирающему коту говорят о том, что она понимает происходящее. Указательным пальцем руки, зажатый в которой бьется кот, медленно давлю на глаз, глаз с легким чавканьем подается. Выпуская наружу белесую вязкую жидкость.
То же проделываю со вторым. Истерзанное животное уже безостановочно визжит, непрерывно, на высокой режущей слух ноте. Крик его страшен и безысходен. Ослепший с оторванными конечностями кровоточащий кусок мяса еще живет. Продолжает цепляться за жизнь, хотя с каждым мгновением движения его становятся все замедленнее. Эсгиль недвижима. Она напоминает статую, лишь заполненные болью от вида погибающего любимого существа глаза живут на лице ее отдельной, своей жизнью. Выбравший путь, да не свернет.
Правой рукой согнув пальцы разрываю коту живот. Подергивающиеся обрывки лап, слепые истекающие слизью глаза, распяленный в беззвучном крике рот животного, что уже не кричит, даже не хрипит, лишь обильно смачивает текущей, перемешанной кровью из прокушенного языка, слюной. Разрываю коту живот, минуя косточки ребер, добираюсь пальцами до маленького, бающегося в чудовищном темпе от непереносимой боли, сердечка. Движение сомкнувшихся пальцев. Тело животного, на мгновенье выгнувшись дугой, опадает. В окровавленных, выдвигающихся из растерзанного трупика пальцах, затихая, трепещет красный комочек. Пальцы левой руки разжимаются. Уже мертвый остаток того, что недавно было прекрасным сильным животным, с глухим шлепком падает на земляной пол, слегка разбрызгав еще теплую, дымящуюся лужу крови.
Выбравший путь да не свернет. Распахнутые, с расширенными от ужаса зрачками глаза Эсгиль отражают приближающуюся от двери фигуру.
Ужасный, крик, в котором не осталось ничего человеческого, на мгновение разорвав тишину древнего леса, пронесшись под кронами деревьев, затихает, увязнув в густом подлеске. Со стоящего недалеко дерева, взмывает стайка испуганных синиц. И более не звука не тревожит влажную тишину вечернего леса.
Другие похожие темы в блоге Редискина:
0 коммент.:
Отправить комментарий